Борис Кагарлицкий: Неукротимый галл

Моей собеседницей была Сьюзен Джордж, автор нашумевшей антиутопии «Доклад Лугано». А мужчина, стремительно шедший куда-то впереди нас, был Жозе Бове.

В самом деле, участие или неучастие Бове в предстоящих президентских выборах было, пожалуй, главной интригой политической жизни Франции. По крайней мере в той мере, в какой речь шла о левом крыле общества. Бове мастерски держал паузу, предоставив всем другим кандидатам продемонстрировать свое политическое бессилие, после чего с триумфом вышел на сцену.

Если мэры пойдут на открытый и массовый бунт, это будет не только обозначать, что Бове сумеет зарегистрироваться 11 марта в Конституционном совете, но и то, что политическая карта Франции радикально меняется

У российских журналистов имя Жозе Бове неизменно вызывает желание рассказать про учиненный им разгром «Макдоналдса», после чего обязательно следуют путаные рассуждения об «антиглобализме» и о французских фермерах, которые боятся иностранной конкуренции. Характерная внешность Жозе Бове вызывает в памяти героев комиксов про Астерикса и Обеликса, во всяком случае, именно так принято представлять себе «настоящих галлов». А кто-то из отечественных авторов даже совершенно серьезно доказывал, что Бове – это что-то вроде русского почвенника, только на французский манер…

Между тем Бове меньше всего можно считать типичным французским фермером. Если уж приложимы в данном случае аналогии с российской культурой, то перед нами образцовый интеллектуал-народник. Только, в отличие от русских революционных интеллигентов, чье хождение в народ кончилось 150 лет назад полным провалом, Бове добился успеха, став признанным лидером для сотен тысяч, а быть может, и миллионов французов.

Жозе Бове родился в 1953 году в семье ученого-биолога, который подолгу работал в США, Мексике и других странах. Молодой Жозе был представителем космополитичной интеллигенции, легко ориентирующейся в мире, свободно владеющей иностранными языками, – полная противоположность образу консервативного французского крестьянина, вцепившегося в свою полоску земли. Его юность пришлась на бурный период конца 1960-х и начала 1970-х годов. Вместе с другими активистами молодежных революционных групп, которыми тогда были наводнены французские университеты, он обсуждал перспективы переустройства общества, спорил о марксизме и участвовал в акциях протеста. Однако к концу 1970-х движение пошло на спад. Когда президентом стал социалист Франсуа Миттеран, в политическом смысле это было кульминацией многолетнего наступления левых, но скоро последовало глубокое разочарование. Социалистическая партия отказалась от собственных лозунгов и обещаний. Политическое сальто-мортале социалистов потрясло даже людей, привычных к беспринципности и цинизму французской политики. Начав с программы «поэтапного разрыва с капитализмом», социалисты закончили утверждением принципов рыночной экономики и частного предпринимательства. Во Франции, как и во всем мире, настала эпоха реакции. Национализированные предприятия приватизировались, права, предоставленные рабочим, отнимались, дискуссии в средствах массовой информации сменились тотальным единомыслием (pensée unique).

Жозе Бове

Радикальная интеллигенция была деморализована. Многие занялись академической и журналистской деятельностью, некоторые спивались или убивали себя наркотиками. Изрядное число бывших революционеров принялось делать карьеру, добившись зримых успехов: вчерашние ниспровергатели основ превратились в сытых начальников, модных либеральных писателей или в высокопоставленных бюрократов. Они рьяно пропагандировали атлантическую интеграцию, защищали ведущую роль Америки как морального ориентира для всего мира, отстаивали ценности свободного рынка. Все это они делали с ревностью новообращенных. Традиционным правым было до них далеко. Если у старомодных консерваторов сохранялись какие-то понятия об интеллектуальной честности, то ренегаты левого лагеря смотрели на таких людей как на динозавров.

В подобной обстановке Жозе Бове сделал собственный нетривиальный выбор. Он переселился в деревню и стал разводить овец. По крайней мере не стыдно.

Впрочем, он не просто переждал трудные времена. Среди фермеров хорошо образованный, политически мыслящий и динамичный коллега быстро завоевал авторитет. Спустя несколько лет интеллектуал возродился в образе крестьянского лидера, а затем и в качестве политической фигуры национального масштаба.

Организованные им акции протеста не раз заканчивались арестом, после чего популярность Бове только возрастала. Самым красочным актом действительно было разрушение закусочной «Макдоналдс» в 2003 году. «Макдоналдс» стал излюбленной мишенью левых, поскольку эта компания не допускает создания на своих предприятиях профсоюзов, постоянно обвиняется в экологически недобросовестной практике, поддерживает связи с правоконсервативными политиками.

Облюбованный Бове ресторан еще не был введен в строй, его готовили к открытию, когда Жозе с товарищами пригнал на место стройки сельскохозяйственную технику и демонтировал здание. После этого он провел за решеткой полгода. Но в тюрьму он отправился на собственном тракторе, сопровождаемый толпами восторженных сторонников. Противник генетически модифицированных продуктов, Бове также отличился уничтожением кукурузных и рисовых полей, где выводили генетически модифицированные сорта. Для крестьян опасность подобных новаций состоит в том, что самостоятельно эти сорта не могут воспроизводиться. Если в старые добрые времена крестьянин, однажды закупив семена, мог собирать урожай в течение многих лет за счет запаса из собственных амбаров, то теперь ему каждый год приходится покупать семена заново: генетическая модификация семян превращает земледельцев в рабов компании-поставщика.

К началу 2000-х годов Бове стал знаменитостью мирового масштаба. Однако серьезной политической фигурой он сделался благодаря продолжающемуся кризису «официальной французской левой». Социалистическая партия неуклонно двигалась вправо. Именно эта партия провела наибольшее число приватизаций, именно она активно участвовала в формировании антидемократических структур Европейского союза, находящихся в вопиющем противоречии с республиканскими традициями Франции. Во время недавнего референдума, посвященного Европейской конституции, лидеры социалистов активно поддерживали законопроект. А между тем конституция была нужна именно для того, чтобы антисоциальные меры 1990-х годов сделать необратимыми. Договоры, подписанные представителями бюрократии вопреки мнению собственных граждан, обретали бы силу нерушимого конституционного закона.

Сеголен Руаяль, представляющая социалистов на нынешних выборах, по своим позициям не отличается от правых либералов. По социально-экономическим вопросам во Франции социалисты вообще то и дело оказывались справа от голлистов. По вопросам внешней политики они занимают проамериканские и проатлантические позиции, в отличие от продолжателей дела де Голля, которые подозрительно относятся к США и НАТО. Как с горечью заметила та же Сьюзен Джордж, если бы на месте Ширака в 2003 году был представитель левых, Франция, скорее всего, поддержала бы нападение Джорджа Буша на Ирак.

Единственное, в чем, по мнению левых, соцпартия в положительную сторону отличается от правых, – это тем, что занимает более мягкие позиции по отношению к иммигрантам и их потомкам. Это различие казалось тем более важным, что кандидатом правых в 2007 году стал Николя Саркози, хамские высказывания которого и спровоцировали бунт иммигрантской молодежи в парижских предместьях. Но и здесь социалисты ничего конкретного предложить не могут. Нужны не общие демагогические слова о «толерантности», а конкретные социальные программы, обеспечивающие создание рабочих мест, образование, интеграцию молодежи в общество и в его культуру.

Представитель Коммунистической партии Мари-Жорж Бюффе

Другим кандидатом на левом фланге стала представитель Коммунистической партии Мари-Жорж Бюффе. Партия долго колебалась, прежде чем вступить в гонку. Правое крыло выступало за то, чтобы поддержать социалистов. Более радикальное крыло высказывалось за выдвижение единого кандидата левых сил, но с условием, что этим кандидатом должен стать коммунист. В итоге сторонники самостоятельного участия в выборах победили, но полностью оттолкнули от себя остальных левых.

По опросам общественного мнения, Бюффе прочно занимает последнее место в списке левых кандидатов, уступая даже представителям небольших троцкистских групп. Представитель Революционной коммунистической лиги (LCR) Оливье Безансоно имеет почти вдвое большую поддержку избирателей. Однако он сталкивается с проблемой иного рода. По закону кандидата должны поддержать не менее 500 мэров городов и коммун. Понятное дело, что у LCR своих мэров нет. Эта организация весьма активна и популярна среди молодежи, в профсоюзах и у интеллигенции, у нее одно время даже были свои депутаты в Европейском парламенте, но для того, чтобы вести муниципальную политику, нужны куда большие ресурсы. В прежние времена кандидаты лиги получали подписи социалистов и коммунистов. Чем большее раздражение вызывала в среднем звене больших партий политика «своих» лидеров, тем с большей охотой поддерживали они радикалов из LCR. Но это все-таки был кукиш в кармане. На сей раз партийное руководство и соцпартии, и компартии жестко запретило подобные вольности. Все хорошо помнят прошлые президентские выборы, когда кандидат социалистов провалился уже в первом туре, оставив во втором туре голлиста Ширака один на один с кандидатом крайне правых Ле Пеном.

На первый взгляд кажется, что препятствие, остановившее Безансоно, может оказаться непреодолимым и для Бове. У него, в конце концов, нет не только «своих» мэров, но и вообще партии. Но одно дело – Безансоно, другое дело – Бове. Ради заведомого аутсайдера мэры на конфликт со своим партийным руководством не пойдут. Безансоно – симпатичный молодой человек, честный, убежденный в своей правоте. Но это все же не политическая фигура национального масштаба. Ради него рисковать своей карьерой муниципальные чиновники не станут. Бове – лидер национального масштаба. Отказ поддержать его кандидатуру может стоить мэру изрядного числа голосов. Тут уж придется серьезно думать, что хуже – поддержать его и навлечь на себя гнев партийного начальства или отказать ему в поддержке и вызвать возмущение собственных избирателей.

Если мэры пойдут на открытый и массовый бунт, это будет не только обозначать, что Бове сумеет зарегистрироваться 11 марта в Конституционном совете, но и то, что политическая карта Франции радикально меняется. Социалистическая партия уже не сможет рассчитывать на лояльность «своих» муниципалитетов в предвыборной гонке.

Несколько месяцев назад Сеголен Руаяль выглядела явным фаворитом – правда, даже люди, собиравшиеся за нее голосовать, тут же оговаривались, что она, конечно, будет ужасным президентом, возможно, самым плохим за всю историю Франции. Но все равно больше голосовать не за кого: Саркози среди левых, либеральной интеллигенции и иммигрантов считается почти фашистом, даже Ле Пен вызывает меньшее отвращение.

Успех Ле Пена на прошлых президентских выборах вполне может быть повторен

Кстати, успех Ле Пена на прошлых президентских выборах вполне может быть повторен. Некоторые социологи – до появления Бове в списке кандидатов – прогнозировали, что лидер Национального фронта вновь имеет шансы выйти во второй тур, только теперь оттеснит он уже не социалистов, а голлистов. По их мнению, националистическая пропаганда Саркози обернется против него самого. Своими выступлениями он делает национализм легитимным, респектабельным. Но коль скоро подобные идеи уже получили право на жизнь, изрядное число избирателей предпочтет не «национализм лайт» в исполнении Саркози, а полноценный национализм Ле Пена.

Между тем Франция находится на пороге серьезных перемен. За последние два года страна пережила несколько политических кризисов, в ходе которых общество весьма радикальными методами демонстрировало свое несогласие с государством. Подростки из иммигрантских кварталов (на самом деле – французы во втором или третьем поколении) вели уличные сражения с полицией и жгли автомобили. На референдуме граждане, несмотря на массовую пропагандистскую обработку, подавляющим большинством провалили проект Европейской конституции, поддержанный всеми основными партиями. Наконец, совсем недавно правительство вынуждено было отозвать закон о первом найме, ограничивающий социальные права молодежи: на сей раз на улицы вышел средний класс, за спиной которого, однако, маячил призрак нового подъема рабочего движения. Всеобщая забастовка так и осталась угрозой, но акции профсоюзов показали, что относиться к подобным словам надо серьезно.

Страна недовольна. Она испытывает острую потребность в лидере, который сможет выразить это недовольство на политическом уровне, сформулирует программу несогласных и выступит от имени тех, кому пока не дают говорить. Такой фигурой может оказаться Жозе Бове.

Разумеется, сегодня его шансы на победу выглядят более чем призрачными. Даже самые горячие его сторонники думают не о том, чтобы выиграть выборы, а лишь о том, чтобы, набрав большое количество голосов, показать правящему классу, насколько народ недоволен, и тем самым заставить государственную власть считаться с гражданами. Однако политическая арифметика современной Франции очень своеобразна. Если в прежние времена кандидаты двух лидирующих партий (как правило, голлистов и социалистов) шли в первом туре с большим отрывом от своих соперников, то теперь разрыв между кандидатами, судя по опросам, составляет не более 3–4%. Иными словами, в пределах статистической погрешности. И совершенно не исключено, что во втором туре президентских выборов мы можем обнаружить Бове против Ле Пена.

Что делать с Францией в случае победы на выборах, пока, скорее всего, всерьез не задумывается ни сам Бове, ни его команда. Все-таки такой исход событий куда менее вероятен, нежели привычный успех социалистов или голлистов. Но как бы ни сложились события, политический кризис во Франции не будет преодолен, пока радикальным образом не изменится экономический и социальный курс республики.

Нам остается только ждать новостей из Парижа. Здесь наступают интересные времена.